Владимир Густов. Про Максима Леонидова и не только...

Доброго Времени всем читателям Jablog.ru!
Vasyaga, войдя в череду случайностей, пообщался с одним известным и талантливым гитаристом и ловко успел запечатлеть ход беседы посредством большого объёма печатных знаков.

Для затравки:
Девять раз Владимир Густов был назван среди лучших музыкантов страны:

1983 — мульти-инструменталист, аранжировщик;
1984, 1985, 2000 — гитарист;
1987, 1996 — композитор;
1996 — overall musician;
2007 — звукорежиссёр (дважды).

В 1990 году песня Владимира Густова «Новый день» в исполнении Ларисы Долиной заняла второе место в хит-параде Франции.

В 2009 году группа «Be Good» с песней «Keep On Playing Your Guitar» заняла второе место в конкурсе Real Time Music-2009.
Интервью — под катом.
ВНИМАНИЕ! ОЧЕНЬ МНОГО ТЕКСТА!

— Я больше хотел говорить про дела гитарные, но меня не поймут, если я не спрошу о Вашей работе, как аранжировщика, и как участника музыкального коллектива имени Максима Леонидова. Вы же с ним играете с 1996 года… Как же так вышло? Ведь у Максима уже был альбом до этого («Командир» 1996 г.) и он там работал с Дмитрием Четверговым.

— Макс то ли мотался ещё между Израилем, куда уехал в начале девяностых, и Россией. То ли только вернулся оттуда окончательно, но мне позвонил бывший клавишник “Radio Rock” Володя Кушнир и сказал, что Максим ищет музыкантов в свою новую группу.

— И прям вот так сразу всё срослось?

— Мы собрались у него. Я ещё несколько музыкантов пригласил с собой, послушали его альбом «Командир», чтобы понять как все должно звучать… Но, правда, никто из них не остался, в итоге.

— Насколько я помню, и Вы из Питера и Максим тоже. Вам не случалось пересекаться раньше, скажем, в восьмидесятых?

— Пересекались, конечно! Это известная история, когда в 1984 году Виктор Резников и Алла Пугачёва при моём участии снимали фильм для ленинградского телевидения. Максим Леонидов брал тогда у Аллы интервью.для программы «Кружатся Диски». Так и познакомились, но на уровне «привет-привет» — что-то он обо мне слышал, что-то я про него.

— А то, что в последствии стали играть с Леонидовым обусловливалось необходимостью работы и заработка, или творческий интерес тоже присутствовал?

— Ну, как-то всё вместе. Просто мы закончили с Женей Олешевым — с клавишником — работать в Балтийском Морском Пароходстве. Работали там музыкантами пять лет на пароме, который ходил в Германию и Швецию, а потом пароходство это развалилось. И только мы сошли на берег и такое вот неожиданное предложение поступило.

— Они же с Олешевым одноклассники, кажется...

— Да, но поначалу хотел с нами работать Володя Кушнир, который тоже одноклассник Макса, но потом он решил, что в ресторане надёжнее и сразу Женя стал первой кандидатурой на место клавишника. Я его сразу и предложил, но второй клавишник был не нужен, а Володя, получается, откололся почти сразу. Так Евгений Олешев стал участником коллектива.

— А как подобрались другие участники?

— Другие… Басиста и барабанщика искали довольно долго — предложений было много. Бас-гитаристом я предложил сначала Владимира Кудрявцева, поскольку мы учились вместе…

— Это который одно время играл у Бориса Гребенщикова? Хороший же басист.

— Да, это он. Но потом я случайно вспомнил, что мы когда с «Radio Rock» репетировали в театре Резникова «Время», там был такой бас гитарист Юра Гурьев. Как потом выяснилось, он уже работал раньше с Леонидовым. Этот факт и был определяющим.

— А барабанщик Юрий Сонин нашёлся в самый последний момент, получается?

— Первый год с нами играл Женя Лепендин. Но потом он перебрался в Москву и сейчас играет у Евгения Маргулиса и Владимира Преснякова-младшего. Так что Юра появился только спустя год.

— Выходит, что у Леонидова довольно-таки стабильный состав. Это ж получается...

— Да. Семнадцать лет одним составом.

— А вот говорят, что шоу-бизнес штука жёсткая, да и у Максима характер непростой. Как же так получилось?

— Сложно сказать. Вероятно, всех всё устраивает.

— Отношения только профессиональные или дружеские тоже имеются?

— И профессиональные, и товарищеские. Уважительные отношения. Близкие друзья мы с Женей Олешевым, поскольку дружим и играем вместе аж с 1976 года.

— А вот если не брать внешнюю сторону дела. Максим, всё-таки «лицо самого себя» как на концертах, так и в телевизоре, отношения внутри коллектива какие? Чёткая субординация, как на сцене?

— Да обычные у нас отношения. За столько лет все уже знают и минусы, и плюсы друг друга. Давно притерлись.

— Максим Леонидов в творческом плане тиран?

— Нет, абсолютно. Он всегда прислушивается к мнению других.

— То есть, если Владимир Густов скажет, что, мол, не буду играть эту песню так, то это будет понято адекватно?

— Что значит, не буду? Не буду –это тупое упрямство. С таким подходом мы и бы и года вместе не проиграли бы. Мы можем сказать, например, что песня не концертная, ну не звучит она живьем. Или не катит в концерте. Это нормально…

— Я имел ввиду другое. Например, приносит Леонидов песню на репетицию. Поёт-играет, а Вы ему говорите, типа: Максим Леонидович, песня как-то «не очень».

— Песни, несомненно, бывают всякие. Но, вместе с тем, они мне даже больше интересны. В том и состоит моя работа, как аранжировщика и саунд-продюссера, чтобы из любого материала сделать как можно более качественную песню. И мой творческий процесс мне интересен тем, чтобы из любого «ничего» сделать песню, которая хоть кому-нибудь понравилась бы и достойно при этом звучала.

— А пример на вскидку? Где было волшебство? Чтобы вот так: принёс Максим посредственную песню, а в итоге зазвучало всё хорошо.

— Что хорошо получится, я и так заранее знаю. У меня получается либо хорошо, либо — очень хорошо. )

— Хорошо. Ответ принят.

— Это не хвастовство какое то, не подумай. Это просто опыт. Опыт длинной в тридцать лет. Хотя, если считать первые свои «детские» опыты в 1972 году, когда записи делались наложением с одного магнитофона на другой — это я узнал, что Пол Маккартни записал так один из своих альбомов — то тут, скорее, лет сорок.

— А как вышло так, что Вы стали звукорежиссёром и аранжировщиком? «Не слишком заметным человеком», так сказать? То есть эти должности как-то не на виду. Не фронтмен же.

— Почему не фронтмен? В своих командах (Radio Rock, Be Good, Cool Fire) я также являюсь фронтменом. Одно другому не мешает. Мешает как раз таки тщеславие. У меня этого нет.

— Как я понимаю, Ваш основной доход — это, всё же, концерты?

— Больше студийная работа.

— А сколько концертов в год получается?

— Около шестидесяти-семидесяти, наверное. Специально не считал.
— Вот был такой популярный сериал, в своё время, назывался «Бандитский Петербург». Я его не смотрел, поскольку тема мне не близка, но очень понравилась музыкальная составляющая фильма. Сорока же на хвосте принесла как-то слух, что аранжировки к саундтреку этого сериала делали Вы. Я конкретно про песню Игоря Корнелюка «Город, которого нет».

— Не совсем так. Игоря Корнелюка я знаю очень давно — года с 1980-го. Он замечательный музыкант и аранжировщик, хотя больше известен, как композитор и певец. Так вот, в песне «Город, которого нет» я писал исключительно гитары, а всё остальное Игорь сделал сам. У него серьёзная студия своя. Он и сейчас для кино много хорошей музыки пишет, но когда нужна именно гитарная музыка, то обращается на сторону и нередко ко мне.

— Хорошо. Если отодвинуть в сторону Максима Леонидова и сольные проекты, то с кем было интересно работать в студии и кто, по хорошему, удивил и впечатлил?

— А нет такого. У меня отношение ко всем с кем приходится работать одинаковое. Мне не важно какая музыка и в каком стиле.

— Какие же тогда личные музыкальные предпочтения в музыке? Что Вы любите?

— Любая качественная музыка. Исключая шансон.)

— Хе-хе. Шансон или блатняк?

— Ты прекрасно понял, что я имею ввиду. У нас перековерканы эти два понятия.
— То есть шансон — ни за какие деньги? В смысле — работать с ним.

— Нет, конечно если принесут записывать— я возьмусь, но пойми, что в моём случае — чем хуже — тем даже лучше, поскольку я, взявшись за такое, запишу и аранжирую это гораздо лучше и красивее того, что крутится на подавляющем большинстве радио.

— Тогда встречный вопрос. Вот ведь постоянно мусолится тема о том, что в России плоха звукозаписывающая индустрия и нет своей пресловутой «Эбби Роуд». Это говорят как музыканты, так и простые слушатели. В то же время по радио крутится какой-нибудь незатейливый шансон, который записан чуть ли не посредством домашнего ноутбука, клавишной самоиграйки и караоке-микрофона. Ведь многие люди не идиоты и слух у них есть, они же слышат, что эта вопиющая халтура. Почему так происходит?

— Коечно же, чтобы быстрее денег заработать на этом. Вложения минимальны, а купоны стричь можно долго потом.

— Я не об этом. Я про то, почему нет народного возмущения по поводу такой наглой халтуры?

— А потому что людей, получается, вот уже три поколения как приучили к плохой музыке. Специально приучили. Этого дерьма везде навалом — ставьте всё подряд. А если пофантазировать и представить, что позвонит на радио кто-то и скажет, мол, чего вы некачественную музыку ставите? Поставьте хорошее! Поставят одно что-нибудь, проиграет это что-то. Тогда же народ возмутится — зачем же вы нас говном кормили? Есть же хорошее! И что те, кто ставят такое в эфир делать тогда будут? Где найти столько хорошего?
Это специальная политика такая. Считать народ за быдло, кормить его низкосортицей, чтобы проще было на массовом вкусе денег заработать. И что интересно, то те, кто заведуют радио и телевидением — они же дома совсем другую музыку слушают, в отличие от того, что пускают в эфир. А для хорошей у них отговорка заранее заготовлена – неформат.
Повторюсь, что это оболванивание делается специально, поскольку оболваненным народом легче управлять.

— Неужели они, условно, не понимают, что чем больше плодишь плохой музыки, тем меньше той самой хорошей музыки, которую можно послушать дома.

— А они нашу слушать и не будут. Они дома будут слушать хорошую западную.

— А Запад — это всегда хорошо, а Россия — это всегда плохо?

— Нет. У Запада однозначно больше опыта. Не стоит забывать, что эта музыка родилась всё-таки там. Они знают, как её писать и записывать, при том, что на западе у них там тоже дерибаса хватает. Надо просто иметь вкус, чтобы отличать, что хорошо, а что плохо.

— И как этот вкус развить?

— Не слушать плохую музыку с детства. А слушать только шедевры)

— А куда деваться?

— Я, например, с детства слушал только английскую или американскую джаз, поп и рок музыку. Как только слышал по радио что то наше – сразу выключал.

— Повезло. У меня, например, такой возможности не было.

— Нет, ну в детстве я конечно же слушал советскую эстраду, например «Поющие Гитары». Приходил на их концерт и видел, что они помимо репертуара одобренного союзом композиторов играют что-то не своё, как то: Маккартни, Юрайа Хиип, Криденс, Свит… На худсоветах это преподносилось под этикеткой «Песни народов мира». Мне стало интересно, что это за музыка, тем более старшеклассники приносили и показывали разные западные пластинки. Я переписывал себе на плёнку и слушал, чтобы не отставать от новых музыкальных веяний.
Поэтому, не удивительно, что я перестал слушать вторичные советские ВИА и перешёл, так скажем, на первоисточники. И до сих пор, за редким исключением, музыку на русском языке не воспринимаю. Так вот устроен мой мозг.
Вот послушай, к примеру, монгольский рок — рок, но что-то не то. Польский? Уже лучше и звучит неплохо, но язык ломает просто. Русский рок точно так же звучит для всего мира.

— Ну, для всего мира-то — и ладно, но сами-то Вы играете в русскоязычной команде.

— Я не говорю конкретно про Макса Леонидова. Я хотел сказать, что, например, итальянский язык — он для оперы, а правильная рок- и поп-музыка — правильно звучит только на английском. Это лично мое субъективное мнение – никому его не навязываю. Мы с Игорем Балакиревым (мой соавтор по группе Be Good) делали такой эксперимент. одну и ту же песню записали и на английском и на русском, и показали друзьям и знакомым. Так вот отзывы были у всех одинаковые. Та что на английском – «фирма». Та что на русском – «совок»)

— Куда же податься, коли так, простому русскому рок-музыканту?

— Немцы, шведы, финны прекрасно же адаптировались и прекрасно поют как на своем языке так и на английском. Учить язык с детства — вот и всё. Редкое исключение – песни Макса. Они звучат на русском как на английском – меня никогда не ломало.)

— Для меня странная позиция, но ответ, конечно же, приму.

— Лично я сужу песни именно по музыке. Так получилось, что тексты я не воспринимаю. Не вникаю я в тексты — не интересно это мне. Вот Максу абсолютно интересна текстовая составляющая песни, мне же интересна только музыкальная.
На концертах, например, я всегда прошу делать мне в мониторе голос Максима погромче, поскольку я не помню тексты и если мне надо где-то подпевать ему бэк-вокал, то я слушаю то что он поет и через мельчайшую долю секунды пою за ним.

— Выходит, русскоязычную музыку Владимир Густов не слушает?

— Специально нет. Но я же не живу в вакууме. Бывает конечно, когда надо послушать по работе — попросит кто-нибудь. Но так, чтобы специально скачать и послушать — нет. Новинки западные слушаю на гастролях в дороге.

— Ладно. Русская музыка не впечатляет, значит нравится западная. Что понравилось за последние два года и что запало в душу?

— Дело в том, что и западную музыку я чувствую профессионально. Я в силу работы не могу быть обычным слушателем и сказать: вот, понравилась песня или команда — как же клёво! Меня какой-то элемент цепляет в одной группе, какие-то фишки — в другой. Делю, так сказать, всю музыку на маленькие составляющие. Побочные действия профессии. Но нравится много всего. Paul McCartney, Brian May, CAB, Tony MacAlpine, Phil Keaggy, George Duke, Nora Jones, Jason Mraz, Brad Paisley, Richard Bona, Joe Bonamassa, Toto, Eric Clapton, Gino Vanelli, Daughtry, Daniel Powter, Rob Thomas, Flying Colors, Dirty Loops, Extreme, Whitesnake, Dream Theater, Nickelback, любая хорошая музыка. Это так – для примера)

— Почему у нас тогда нет правильного понятия и осознания профессии «продюсер»? У нас это некий вышестоящий директор-продвигатель, а на том же западе это человек отвечающий за музыкальную концепцию музыкального же материала.

— А потому что у нас всё же через одно место. Это если коротко.

— Ушли немного от темы. Итак, всё же, почему Владимир Густов стал, помимо просто гитариста, ещё и звукооператором-аранжировщиком?

— C детства пошло это, когда узнал, что Пол Маккартни один записал свой альбом McCartney I. Мне стало интересно, и я начал ‘экспериментировать со звукозаписью. Начал уже слушать и вникать в музыку, в плане: а что тут играет, а как оно звучит, как это записали. Слушал не песню целиком, а разделывал на отдельные инструменты. Потом уже когда в восьмидесятых начал записываться по студиям, всегда не только играл, но и смотрел куда какие ручки крутят и что из этого выходит.

— Вы, получается, в разведку ходили.

— Не в разведку, конечно… Но постепенно, постепенно всё это получилось. Помог Виктор Резников. Я тогда работал в кабаке, кажется «Астории», он пришёл — у него там друзья какие-то были, нас познакомили. Витя принёс кассету с демо записями, мол, сыграйте песни мои новые. Я же взял эти записи и дома с помощью двух бытовых магнитофонов записал несколько аранжировок. Ему понравилось, даже можно сказать — он обалдел, и этот материал — «Маленький Дворик», «Судьба», «Телефонная Книжка», «Бумажный Змей» и другие, мы буквально через несколько месяцев записали на студии грамзаписи «Мелодия». Так вот и понеслось…

— Ладно, перейдём к делам гитарным. Мне неоднократно попадался на глаза технический райдер группы Максима Леонидова. Так там у Вас чуть ли не самые простые требования. Вы играете через (О, БОЖЕ!!!!) процессор и один линейный сигнал посылаете на гитарный комбо-усилитель, а другой — линейно в пульт звукорежиссёру...

— Да. Причём комбик может быть любым абсолютно. Точнее любая активная колонка, поскольку она исключительно для мониторинга. Я уже давно так работаю — с начала девяностых годов.

— Мне приходится часто общаться с разными гитаристами. Практически все считают себя продвинутыми и твердят, что процессоры — это зло — они «мылят» звук, а играть надо только через ламповые усилители и бутиковые эффекты.

— Пусть играют. Звук он не от лампы и не от процессора идёт. Звук — он в голове. Я всё время говорю: дайте Брайану Мэю или Сантане корейскую гитару за сто долларов и включите в любой совковый усилитель, они всё равно будет звучать так, как мы привыкли их слышать. Остальное всё — от лукавого. Всё это происки производителей и продавцов музыкального оборудования. Вот посмотрите: Стив Люкатер играет вот на том-то и на том-то, купите это и вы будете играть и звучать также. А звук — он в голове. Хорошая лампа и инструмент не поможет научиться играть или стать Сатриани. Если ты музыкант от Бога, то на чём бы ты не играл и куда бы ты не включился, ты будешь хорошо звучать тем звуком, который звучит в ТЕБЕ.

— Я так же обратил внимание, что Вы много лет играете на одной и той же гитаре. А это чем обусловлено?

— Это моя рабочая гитара с начала девяностых. Я как раз пошёл работать в пароходство и мне не хотелось свой дорогой «Gibson» таскать по морям. Я познакомился в городе Киле (Германия) с владельцами и продавцами одного гитарного магазина и решил там «Squier» какой-нибудь взять. Мне вынесли полтора десятка инструментов, из которых я выбрал себе один. И за все это время от него постепенно ничего не осталось кроме грифа. Я поменял корпус, штук двадцать звучков, пока не нашёл звук, который меня устроил. Все это мне дарили мои друзья из немецкого музыкального магазина. Так что, спасибо им за этот инструмент.

— И какая сейчас конфигурация у него?

— Гриф родной скваеровский 91-го года; корпус из ольхи 78-го или 80-го года; датчики: Bill Lawrence, родной фендеровский посередине — оба из восьмидесятых и ещё один сатрианевский хамбакер Di-Marzio, бридж — Wilkinson. Плюс поставил в бридж пьезо-элемент с предусилителем, работающим на «кроне». Удобно на концертах на пьезе эмулировать звук акустической гитары.

— Какой процессор на данный момент используете?

— Долгое время играл на Digitech 2101 Artist. Но он рэковый и тяжёлый, да и плюс педали к нему. Я несколько лет таскал его на гастроли с Хиппобэндом, но потом надоело. До сих пор у меня в студии стоит — иногда пользуюсь на записи. Кстати, «Город которого нет» записан через него. Сейчас пользуюсь POD-X3Live.

— И как? Довольны?

— В принципе — да. Единственное что — никогда не пользуюсь заводскими пресетами, а накручиваю все эффекты сам и под себя. Ещё есть гитарный синтезатор Roland GR-9. Там как раз присутствует та самая задержка звука, которую любят приписывать гитарным процессорам. Но к ней быстро привыкаешь.

— Оставим в стороне концертную деятельность. Там, понятное дело, хочется поменьше таскать. А в студии имеется какое-то разнообразие гитарных девайсов?

— А в студии я тоже почти всё через POD играю. Сейчас всё по цифре, как говорится. Есть, конечно же и Peavey Classic ламповый (1979 года), и брайанмээвский VOX, но очень редко ими пользуюсь, поскольку на процессоре можно нарулить всё, что нужно.

— Гитары-то имеются в наличии ещё, помимо «Скваера»?

— Да, конечно. Штук тринадцать, наверное. Я правда две или три сыну подарил — он у меня тоже гитарист.

— Получается, всё же, когда нужен определённый тип звука — берётся в руки нужная гитара?

— В общем-то — да. Но и на «Скваере» и на любой другой гитаре я могу получить всё, что мне надо.

— Наблюдая за выступлениями Максима Леонидова, заметил, что он любит разного рода «телекастеры». А он пользуется какими-нибудь примочками? И каков он, как гитарист?

— Он не виртуоз, конечно, и играет весьма просто. От него требуется простой аккомпанимент — он его и играет. Аккорды гармонии, как он ещё в «Секрете» это делал. Что касается гитарных обработок — уговорили его купить процессор, тоже POD-500 из новых. Напрограммировали пресетов на каждую песню — он использует сейчас на концертах. Макс, как я знаю, не фанат оборудования)

— Спасибо за разговор. Есть какое-нибудь напутственное пожелание для начинающих или продолжающих музыкантов?

— Не буду оригинален. Я это уже где-то говорил. Если вы любите Себя в Музыке, а не Музыку в Себе, то лучше займитесь чем нибудь другим. Хватит плодить самодеятельность, «блевонтина» и так в сети выше крыши – каждый второй мнит себя композитором или певцом Поберегите уши и мозги своих соотечественников. Хуже дилетантов в профессии ничего не бывает. А для дома, для семьи – играйте и пойте на здоровье) Музыка облагораживает. Домашние радости еще никто не запрещал)
Василий Виноградов для Jablog.ru